— Надеюсь, вы сработаетесь с мсье Роше. Он весьма… весьма своеобразный работник… В чем-то большой ребенок, в сущности, но — мастер своего дела. Так что мы весьма рассчитываем на ваше взаимодействие. Сами понимаете, что никакая огласка не желательна… Весьма не желательна. Все необходимые материалы будут переданы на ваш терминал — оставьте координаты у моего референта. У него же получите и необходимые документы. Разумеется, вам гарантирована поддержка наших компетентных служб, — министр кивнул на пару генералов в штатском. — Но они делают свое дело, а вы — свое. В настоящий момент произведено первоначальное дознание… Но мы решили не пускать дело по обычным каналам, а образовать комиссию э-э… чрезвычайного характера. У вас будут какие-то пожелания или соображения?
— Стороной, принимающей меня на Прерии, — вспомнил Ким, — является комитет безопасности…
— Разумеется, их поддержка вам гарантирована тоже… — улыбка министра слегка увяла. — Господин Азимов сейчас на приеме у Президента.
Всеобщее молчание стало почти гробовым. Киму стало очень жалко господина секретаря.
— Он свяжется с вами, — как-то неуверенно продолжил министр. — Он, или лицо его замещающее…
— В таком случае, я не буду отнимать у вас время… — постарался прервать неловкую паузу Агент на Контракте.
— Дело не ждет, не смею вас задерживать, — с облегчением согласился министр.
У Старой Кирхи они второй раз сменили кар.
— Перестаньте дразнить собаку! — раздаженно сказал Тони Гостю, который проявлял гораздо больший интерес к Бинки, чем к своим вооруженным спутникам — с того самого момента, как псина присоединилась к их компании.
Сам Бинки тоже повел себя странно: настороженно сторонился чужака и в то же время с каким-то любопытным недоумением не сводил с него глаз, словно силясь ухватить что-то очень для него важное… Самое скверное заключалось в том, что при этом Гость, не отрываясь от своей странной беседы с псом, неустанно задавал вопросы — один глупее другого — в основном, обращаясь к Мепистоппелю, в котором чувствовал, видимо, главного.
— Я пойду, проверю машину, — с некоторым облегчением сообщил Адельберто Тони, вылезая из-за руля. — Жди с ним здесь — на проходе. И не хлопай ушами…
— Почему мы все время переходим из машины в машину? — теперь Гость за неимением Мепистоппеля обратился к Счастливчику.
Тот с молчаливым сопением выбрался из кара и кивком головы показал Гостю, что ему следует сделать то же самое.
— Почему ты не отвечаешь, когда я спрашиваю? — совсем по-мальчишечьи надулся Гость, но молчаливый приказ Тони выполнил.
— Послушай, постарайся быть человеком, — попросил Тони Гостя. — У меня уже голова раскалывается от твоих дурных расспросов… В конце концов, это — просто невежливо: все время о чем-то спрашивать и спрашивать… Ведь сам то ты мне ни на один вопрос не ответил. Вот скажи на милость: как тебя прикажешь называть по имени? Не бойся, дорогой — нам с тобой придется общаться не так уж и долго, но, все-таки, в приличном обществе как-то так принято…
— А ты и не спрашивал меня, Белая Голова, — Гость пожал плечами. — Я уже сказал тому, который меня встречал, что меня зовут Тор… Тор Толле…
— Вот и хорошо, Тор… — обреченно вздохнул Тони.
Это имя он слышал впервые. Политика никогда не интересовала Счастливчика.
Они двинулись в широкий проем между старой стройки домами, служившими теперь сдаваемыми в аренду складами и обиталищем несчетного множества крыс и летучих мышей. Впереди — удивительно независимо — шагал Тор. Сзади, нервно озираясь, поспешал Бинки.
Адельберто просигналил им рукой в просвет подворотни, и Тони, подталкивая Гостя стволом револьвера, погнал его через запущенный и поросший дикими травами двор к загодя выставленному в глухом переулке неприметному «Фольксвагену». Посреди двора они застряли: Гость с разгону остановился как вкопанный перед облезлым дворовым псом, чесавшим блох в зарослях полыни. Вид у пса был прешелудивый, одно ухо — рваное.
Бинки наблюдал происходящее с каким-то ревнивым интересом.
Гость тихонько взрычал и потом — к величайшему удивлению Тони — тоненько и жалостливо поскулил немного. Пес смотрел на него с испуганным удивлением. Тони возвел очи к небу. Там — в неизмеримой высоте уже гасли последние краски заката. До полной темноты оставалось часа полтора от силы.
— Двигайся, ты, придурок! — зло скомандовал Тони и ткнул Гостя массивным глушителем, навинченным на ствол револьвера. — А то, знаешь, иногда эта штука стреляет…
Гость озадаченно посмотрел на него:
— Не бойся, она не будет стрелять…
Это было сказано тоном старшего брата, успокаивающего боязливое дитя.
— Не будет, говоришь?! — прошипел Тони.
Фокусы непослушного подопечного уже превысили все допустимые границы.
Тони демонстративно прицелился в на отшибе лежащий кирпич и надавил спуск. С кирпичем ничего не сделалось — ни хорошего, ни дурного. Да и с чего бы? Машинка хлопала вхолостую и не думая производить выстрелы.
Лоб Тони покрылся бисеринками холодного пота. Он испуганно вскинул глаза на Гостя. Но тот, и не подумав использовать сложившуюся ситуацию, уже неторопливыми, но отменно широкими шагами мерил расстояние по направлению к отчаянно жестикулирующему в подворотне Мепистоппелю. Тони и сопротивляющийся Бинки еле поспевали за ним. В другую сторону трусил, мотая головой, чем-то озадаченный обладатель рваного уха.
В крохотном салоне «Фольксвагена» Гостю пришлось сложиться чуть ли не вчетверо. Адельберто кивнул Тони, чтобы тот садился за управление, натянул перчатки и сделал — «Поляроидом», почти в упор — несколько снимков озадаченной физиономии Гостя. Карточки тут же засунул в желтый, плотной бумаги конверт.